6
Такие примитивные формы языка использует ребенок, когда учится говорить. Обучение языку в этом случае состоит не в объяснении, а в тренировке
7
Важная часть речевой тренировки будет тогда состоять в том, что обучающий указывает на предметы, привлекая к ним внимание ребенка и произнося при этом некоторое слово, например слово "плита", с одновременным указанием на эту форму. (Я не хочу называть это "указательным разъяснением" или "определением", поскольку ребенок еще не способен спрашивать о названии предмета. Я назову этот процесс "указательным обучением словам". Я утверждаю, что оно является важной частью речевой тренировки, ибо именно так обстоит дело у людей, а не потому, что нельзя представить себе иную картину.) Можно сказать, что это указательное обучение словам проторяет ассоциативную связь между словом и предметом. Но что это значит? Да, это может означать разное, но прежде всего люди склонны считать, что в душе ребенка возникает картина предмета, когда он слышит соответствующее слово
7
(Произнесение слова подобно нажатию клавиши на клавиатуре представлений.) Но в языке, описанном в "2, цель слов совсем не в том, чтобы пробуждать представления. (Хотя, конечно, при этом может оказаться, что такие представления содействуют достижению действительной цели.)
8
"Соединяя стержень с рычагом, я привожу в действие тормоз". Да, если дан весь остальной механизм. Лишь в связи с ним это тормозной рычаг; вне такой опоры это совсем не рычаг, а все, что угодно, либо ничто.
8
Я буду называть эти игры "языковыми играми" и говорить иногда о некоем примитивном языке как о языковой игре.
10
12. Это похоже на то, как, заглянув в кабину локомотива, мы бы увидели там рукоятки, более или менее схожие по виду. (Что вполне понятно, ибо все они предназначены для того, чтобы браться за них рукой.) Но одна из них пусковая ручка, которую можно поворачивать плавно (она регулирует степень открытия клапана); другая рукоятка переключателя, имеющая только две рабочие позиции, он либо включен, либо выключен; третья рукоятка тормозного рычага, чем сильнее ее тянуть, тем резче торможение; четвертая рукоятка насоса, она действует только тогда, когда ее двигают туда"сюда.
10
15. Слово "обозначать" употребляется наиболее прямым образом, по-видимому, тогда, когда на обозначаемом предмете проставляется знак. Представь себе, что на инструментах, применяемых А в строительстве, проставлены определенные знаки. Когда А показывает помощнику один из таких знаков, тот приносит ему инструмент, помеченный этим знаком.
Так или примерно так имя обозначает некоторую вещь, имя дается вещи. Занимаясь философией, часто бывает полезно напоминать себе: наименование чего-то подобно прикреплению ярлыка к вещи.
Ոնց որ ծրագրավորման մասին լինի
11
Подумай о различных точках зрения, исходя из которых можно сгруппировать инструменты по их типам. Или шахматные фигуры по типам фигур.
11
18. Тебя не должно смущать, что языки (2) и (8) состоят только из приказов. Если ты хочешь сказать, что именно поэтому они неполны, то спроси себя, полон ли наш язык; был ли он полон до того, как мы ввели в него химическую символику и обозначения для исчисления бесконечно малых; ведь они как бы пригороды нашего языка. (И с какого числа домов или улиц город начинает быть городом?) Наш язык можно рассматривать как старинный город: лабиринт маленьких улочек и площадей, старых и новых домов, домов с пристройками разных эпох; и все это окружено множеством новых районов с прямыми улицами регулярной планировки и стандартными домами.
11
19. Легко представить себе язык, состоящий только из приказов и донесений в сражении. Или язык, состоящий только из вопросов и выражений подтверждения и отрицания. И бесчисленное множество других языков. Представить же себе какой-нибудьязык значит представить некоторую форму жизни.
14
Мы могли бы представить себе язык, в котором все утверждения имеют форму и тональность риторических вопросов, а каждый приказ форму вопроса: "А не хочешь ли ты это сделать?" Тогда, возможно, утверждали бы: "Сказанное им имеет форму вопроса, но в действительности это приказ", то есть выполняет функцию приказа в практике использования языка. (Аналогичным образом "Ты сделаешь это" высказывают не как предвидение, а как приказ. Что же делает их тем или другим?)
17
Подумай только об одних восклицаниях с их совершенно различными функциями.
Воды!
Прочь!
Ой!
На помощь!
Прекрасно!
Нет!
Неужели ты все еще склонен называть эти слова "наименованиями предметов"?
մտածում եմ, տեքստի կառուցվածքի մեջ չի իմաստը, այլ կարդացի ու լսողի
ԶՈՒԳԱՀԵՌ ՄԻՏՔ: հմտության փոխանցումը, ըստ մի հոդվածի ,ինքնաբերաբար տեղի չի ունենում, բայց հավանաբար կարող է տեղի ունենալ մետաքոգնիշնի արդյունքում, այդ հմտության վրա գցված էպիստեմոլոգիական հայացքից
19
Посетив чужую страну, человек иногда осваивает язык ее жителей, основываясь на указательных определениях, которые они ему дают. И ему часто приходится угадывать значение этих определений, угадывать то верно, то неверно.
22
При этом мы поступаем так же, как в тысяче подобных случаев: поскольку нам не удается привести какое-то одно телесное действие, которое бы называлось указанием на форму (в отличие, скажем, от цвета), то мы говорим, что этим словам соответствует некая духовная деятельность.
22
Там, где наш язык подразумевает существование тела, между тем как его нет, там склонны говорить о существовании духа.
22
А что именует, например, слово "этот" в языковой игре (8) или слово "это" в указательном определении "Это называется..."? Во избежание путаницы лучше вообще не считать такие слова именами чего бы то ни было. Как ни странно, о слове "этот" некогда говорили, что оно-то и есть подлинное имя
23
Дело в том, что философские проблемы возникают, когда язык пребывает в праздности. Вот тут-то и в самом деле можно вообразить, будто именование представляет собой какой-то удивительный душевный акт, как бы крещение объекта. И, мы также можем сказать сово "этот" по отношению к предмету, обращаясь к предмету как к "этому" странное употребление данного слова, встречающееся, пожалуй, лишь в процессе философствования.
28
Именование это еще не ход в языковой игре, как и расстановка фигур на шахматной доске еще не ход в шахматной партии. Можно сказать: именованием вещи еще ничего не сделано. Вне игры она не имеет и имени.
42
Ибо представь, что тебе нужно расплывчатое изображение передать через "соответствующее" ему отчетливое. В первом случае просматривается размытый красный прямоугольник; ты заменяешь его четким изображением. Безусловно, можно начертить несколько таких прямоугольников с четкими контурами, которые соответствовали бы одному нечеткому. Но если в оригинале нет резких границ при переходе одного цвета в другой, то разве не становится невыполнимой задача передать расплывчатое изображение четким? Не должен ли ты в таком случае сказать: "Я мог бы здесь с тем же успехом, что и прямоугольник, изобразить круг или сердце; ведь все краски сливаются друг с другом. Изображение соответствует всему и ничему". Именно в этом положении находится тот, кто в эстетике или этике ищет определений, соответствующих нашим понятиям.
42
Всякий раз, столкнувшись с такой трудностью, задай себе вопрос: как мы усвоили значение этого слова (например, "хорошо")? На каких примерах, в каких языковых играх? И тогда тебе станет легче понять, что данное слово должно иметь целое семейство значений.
44
(Неустойчивость научных дефиниций: то, что сегодня считается эмпирически сопутствующим признаком феномена A, завтра может быть использовано как определение "A".)
44
Если же говорить, что наше речевое выражение только приближается к подобным исчислениям, то это граничит с непониманием. Ведь при этом может показаться, будто в логике идет речь о некоем идеальном языке. Будто наша логика является логикой как бы безвоздушного пространства. Между тем логика рассматривает язык или мышление не в том плане, в каком естествознание изучает некое явление природы, и в крайнем случае можно сказать, что мы
44
конструируем идеальные языки
44
Но при этом слово "идеальное" вводило бы в заблуждение, создавая впечатление, будто эти языки лучше, совершеннее, чем наш повседневный язык; будто задача логики показать наконец людям, как выглядит правильное предложение.
տես նաև ԳԲ ում
45
А не случается ли, что и мы иногда играем, "устанавливая правила по ходу игры"? И даже меняя их "по ходу игры".
48
89. Эти рассуждения вплотную подводят нас к постановке проблемы: в каком смысле логика нечто сублимированное?
Ведь нам кажется, что логике присуща особая глубина универсальное значение. Представляется, что она лежит в основе всех наук. Ибо логическое исследование выявляет природу всех предметов. Оно призвано проникать в основания вещей, а не заботиться о тех или иных фактических событиях.
49
Августин в Исповеди (XI/14) говорит: "quid est ergo tempus? si nemo ex me quaerat scio; si quarenti explicare velim, nescio" [Что такое время? Если никто меня не спрашивает, знаю; если же хочу пояснить спрашивающему, не знаю".]
54
Нам следует отказаться от всякого объяснения и заменить его только описанием.
55
Философия есть борьба против зачаровывания нашего интеллекта средствами нашего языка.
57
Можно подумать: коли философия трактует об употреблении слова "философия", то должна существовать некая философия второго порядка. Но это как раз не так; данная ситуация скорее уж соответствует случаю с орфографией, которая должна заниматься и правописанием слова "орфография", не превращаясь при этом в нечто, относящееся ко второму порядку.
59
Ибо ясность, к которой мы стремимся, это, право же, исчерпывающая ясность. А это просто"напросто означает, что философские проблемы должны совершенно исчезнуть.
Подлинное открытие заключается в том, что, когда захочешь, обретаешь способность перестать философствовать. В том, что философия умиротворяется, так что ее больше не лихорадят вопросы, ставящие под сомнение ее самое. Вместо этого мы на примерах покажем действие того или иного метода, причем череду этих примеров можно прерывать. Решается не одна проблема, а проблемы (устраняются трудности).
65
Но заметь: не существует резкой границы между нерегулярной и систематической ошибками, то есть между тем, что ты склонен называть "беспорядочной", а что "систематической ошибкой".
66
Допустим же, что после некоторых усилий учителя учащийся продолжает ряд чисел правильно, то есть так, как это делаем мы. Стало быть, теперь мы могли бы сказать, что он овладел системой. Но как далеко ему следует продолжать этот ряд, чтобы мы могли это утверждать с полным правом? Очевидно, здесь нельзя указать никаких пределов.
66
Ну, а если я спрошу: "Понял ли он систему, если ему удается продолжить ряд до сотого члена?" Или (если в нашей элементарной языковой игре не обязательно говорить о "понимании") спрошу иначе: "Усвоил ли он эту систему, если он верно доводит запись до этого места?" На это ты, вероятно, ответишь: усвоение (или же понимание) системы не может состоять в том, чтобы продолжить ряд до того или иного числа; это лишь применение понимания. Само же это понимание некое состояние, из которого вытекает правильное применение.
67
Когда говорят, что знание алфавита душевное состояние, то думают при этом о состоянии нашего ментального аппарата (скажем, мозга), посредством которого мы объясняем определенные проявления этого знания. Такого рода состояние называется диспозицией [предрасположением]. Но в данном случае не вполне корректно говорить о душевном состоянии, поскольку для этого мы должны располагать двумя критериями такого состояния. А именно: знанием устройства мыслительного аппарата, не говоря уже о его действии. (Ничто не могло бы здесь сбить с толку больше, чем употребление слов "сознательное" и "бессознательное" для противопоставления состояния сознания и диспозиции. Ибо эти два слова затушевывают некое грамматическое различие.)
67
употребление
Էս մասը շատ հետաքրքիր է, դիտարկում է տարբեր մտածող ական ստրատեգիաներ
69
Не думай вовсе о понимании как об "умственном процессе"! Ибо это лишь оборот речи, который тебя сбивает с толку. А спроси себя, в каком случае, при каких обстоятельствах мы говорим: "Теперь я знаю, как продолжить", когда мне пришла в голову формула.
В том смысле, в каком существуют характерные для понимания процессы (включая душевные процессы), понимание не есть душевный процесс.
(Душевные процессы: ослабевающие или усиливающиеся болевые ощущения, слуховое восприятие мелодии, предложения и др.)
70
Если, имея в виду чтение такого рода, чтение начинающего, задаться вопросом, в чем состоит чтение, то мы будем склонны сказать: это особая сознательная умственная деятельность.
71
Говоря о новичке и об опытном читателе, мы по-разному применяем слово "читать". Конечно, так и хочется сказать: не может быть, чтобы в сознании опытного читателя и новичка, когда они произносят данное слово, происходило одно и то же. И если нет различия в том, что они сознают, то должно быть различие в бессознательной работе их умов, а то и мозга. Итак, нас тянет сказать, что тут во всяком случае имеется два различных механизма! И их действие должно отличать чтение от нечтения. Но ведь эти механизмы всего лишь гипотезы, модели для объяснения, обобщения того, что ты наблюдаешь.
72
Если же мы не прочь применять слово "чтение" для обозначения особого переживания перехода от письменного знака к произнесенному звуку, то, конечно, имеет смысл говорить о первом слове, которое он прочел.
72
В случае же живой читающей машины слово "читать" означает: таким-то образом реагировать на письменные знаки. Это понятие, следовательно, совершенно независимо от понятия мыслительных и иных механизмов.
75
А представим, что он не придерживается какого-то единого способа транскрибирования, а меняет его по следующему простому правилу. Записав однажды A как n, он следующее A запи
75
шет как о, следующее как p и т.д. Так где же граница между этой процедурой и случайной?
76
166. Я бы сказал, что при чтении произносимые слова возникают в сознании "особым образом"_
77
С другой стороны, безусловно, существует единообразие в опыте чтения печатной страницы. Ибо этот процесс действительно единообразен. И
Իրականում 3 տարբեր պրոցեսներ կան, ներքին արտասանության տեսակետից
ա. գիտակցված ընթերցանության սկսնակների մոտ
բ. անգիտակից վարժերի մոտ
գ. անգիտակից և անարտասան արագընթերցների մոտ
79
То переживание, которое возникает у меня при чтении слова, я мог бы передать словами на разные лады.
Так, я мог бы сказать, что написанное внушает мне звук. А мог бы выразиться и так: буква и звук при чтении образуют единство как бы сплав. (Подобным же образом сливаются, например, лица знаменитых людей и звучание их имен. Нам представляется, будто это имя единственно верно выражает это лицо.) Чувствуя это единство, можно сказать: я вижу или слышу звучание в написанном слове.
89
Мы пользуемся машиной или ее чертежом как символом определенного образа действий.
91
196. Непонятное употребление слова превратно истолковывается как выражение странного процесса. (Так, мы думаем о времени как о странной среде, а о душе как о странной сущности.)
197
93
Ну, а представь себе шахматную партию, переведенную по определенным правилам в ряд действий, обычно не ассоциируемых с игрой, например, выкрики, топанье ногами.
94
205. "В связи с намерением как психическим процессом вызывает удивление именно то, что для него не является необходимым наличие практики, техники.
94
Совместное поведение людей вот та референтная система, с помощью которой мы интерпретируем незнакомый язык.
95
Представь себе, что ты наблюдаешь за таким обучением. Ни одно слово в нем не объяснялось бы через самое себя, не делалось бы ни одного логического круга.
В ходе этого обучения объяснялись бы и такие выражения, как "и так далее", "и так далее до бесконечности". Для их объяснения могли бы использоваться в том числе и жесты. Жест, означающий "продолжай же!" или "и так далее", сопоставим по своей функции с указанием на какой-нибудьпредмет или же место.
96
210. "Но действительно ли ты объясняешь другому человеку то, что понимаешь сам? Разве ты не предоставляешь ему самому угадывать существенное? Ты даешь ему примеры но он должен угадать их тенденцию, а значит, и твой замысел". Каждое объяснение, которое я способен дать самому себе, я даю и ему. "Он угадывает, что я имею в виду" означало бы: ему приходят в голову различные интерпретации моего объяснения, и он принимает одну из них. Так что в этом случае он мог бы задать вопрос, а я мог бы и должен был бы ответить ему.
98
(Помни, что мы иногда требуем объяснений не ради их содержания, а ради формы. Наше требование архитектоническое; объяснение не несущая конструкция, а декоративный карниз.)
99
232. Представим себе, что правило подсказывает мне, как я должен ему следовать; например, когда мой глаз прослеживает линию, внутренний голос во мне говорит: "Проводи ее так!" В чем различие между этим процессом следования некоторого рода внушению и процессом следования правилу? Ведь они же не тождественны. В случае внушения я ожидаю наставления. Я не смогу учить кого-то другого моей "технике" прослеживания линии. Разве что я учил бы умению прислушиваться к своему внутреннему голосу, некоторого рода восприимчивости.
100
Виртуозы вычислений приходят к правильному результату, но не могут сказать, каким образом. Надо ли говорить, что они не вычисляют? (Семейство случаев.)
101
Фраза: "Слово "красный" обозначает цвет, возникающий в моем сознании, когда я слышу слово "красный"" была бы дефиницией, а не объяснением сути обозначения чего-нибудьсловом.
101
Но мыслим ли такой язык, на котором человек мог бы для собственного употребления записывать или высказывать свои внутренние переживания свои чувства, настроения и т.д.? А разве мы не можем делать это на нашем обычном языке? Но я имел в виду не это. Слова такого языка должны относиться к тому, о чем может знать только говорящий, к его непосредственным, личным впечатлениям. Так что другой человек не мог бы понять этого языка.
244
102
-то есть ты говоришь, что слово "боль", по сути, означает крик" Да нет же; словесное выражение боли замещает крик, а не описывает его.
245. Как же тогда я могу стремиться к тому, чтобы втиснуть язык между болью и ее выражением?
105
255. Философ лечит вопрос: как болезнь.
105
языке уже многое должно быть подготовлено к тому, чтобы простой акт наименования обрел смысл. И когда мы говорим, что кто-то дал название боли, то при этом предусматривается определенная грамматика слова "боль", указывается место, которое будет отведено новому слову.
107
266. Можно посмотреть на часы, чтобы узнать, который час. Но на циферблат часов можно смотреть и для того, чтобы угадать, сколько сейчас времени; или с той же целью можно переставлять стрелки часов до тех пор, пока их положение не представится правильным. Так образ часов может служить для определения времени более чем одним способом. (Мысленно взглянуть на часы.)
109
Здесь так и хочется сказать: колесо, которое можно крутить, не приводя в движение все остальное, не относится к машине.
112
285. Подумай о том, как распознаются выражения лица. Или об описании выражений лица оно же не сводится к перечислению его размерностей! Подумай и о том, как можно имитировать лицо человека, не глядя при этом в зеркало на собственное лицо.
286. Но разве не абсурдно говорить о теле, что оно испытывает боль? А почему в этом чувствуется абсурдность? В каком смысле боль испытывает не моя рука, а я в моей руке?
113
287. Каким образом я испытываю сострадание к этому человеку? Как выявляется объект сострадания? (Можно сказать, сострадание форма уверенности, что другой человек испытывает боль.)
122
329. Когда я мыслю вербально, "значения" не предстают в моем сознании наряду с речевыми выражениями; напротив, сам язык служит носителем мысли.
122
330. Разве мышление род разговора? Хотелось бы сказать: это то, что отличает осмысленную речь от бессмысленного словоговорения. И вот уж кажется, что мышление аккомпанемент речи. Некий процесс, который может сопровождать что-то другое или же протекать самостоятельно.
135
385. Спроси себя: мыслимо ли, чтобы кто-то научился вычислению в уме, не вычислявши до этого письменно или устно? "Научиться этому" означает здесь: обрести умение делать это.
136
Таким образом можно прийти к тому, чтобы рассматривать представление как суперизображение.
143
413. Здесь мы сталкиваемся со случаем интроспекции, напоминающей ту, с помощью которой Уильям Джемс выявил, что понятие "я" ("Selbst") состоит главным образом из "своеобразных движений в голове и между головой и гортанью". Причем Джемсова интроспекция обнаружила не значение слова "я" (поскольку оно означает примерно то же, что слова "личность", "человек", "я сам", "он сам"). И не анализ такого рода реалий (Wesens). Она выявила другое: сосредоточенное внимание философа, мысленно произносящего слово "я" и стремящегося проанализировать его значение. (А из этого можно многому научиться.)
143
Тем самым они свидетельствуют о себе самих, что они обладают сознанием". Но это так странно! Кому, собственно, я делаю сообщение, говоря "У меня есть сознание"? Зачем мне говорить это самому себе и как может понять меня другой человек? Ну, такие предложения, как "Я вижу", "Я слышу", "Я в сознании", действительно используются.
146
В реальном употреблении выражений мы движемся как бы окольным путем, идем переулками; при этом, возможно, мы видим перед собой прямую улицу, однако не можем ею воспользоваться, потому что она постоянно перекрыта.
147
432. Каждый знак, взятый сам по себе, кажется мертвым. Что придает ему жизнь? Он живет в употреблении. Несет ли он живое дыхание в самом себе? Или же употребление и есть его дыхание?
433. Когда мы отдаем приказ, может показаться, что
148
439. В какой мере можно назвать желание, ожидание, верование и т.д. "неудовлетворенными"? Что служит для нас прообразом неудовлетворенности? Может быть, пустое пространство? А неужели о чем-то таком стали бы говорить, что оно не удовлетворено? Разве не было бы это еще одной метафорой? А может быть, первообразом того, что мы называем неудовлетворенностью, есть некое чувство допустим, чувство голода?
149
С другой стороны, слово "желать" используется и таким образом: "Я сам не знаю, чего хочу". ("Ибо желания скрывают желаемое от нас самих".)
150
445. Ожидание и исполнение соприкасаются в языке.
151
452. Я хочу сказать: "Будь кто-то способен наблюдать душевный процесс ожидания, он обязательно бы видел, что ожидается". Реально же дело обстоит так: видя выражение ожидания, видят и что ожидается. И как еще, в каком другом смысле можно было бы это видеть
152
455. Мы хотим сказать: "Осмысление чего-то это не обладание мертвой картиной (безразлично, какого рода), а как бы восхождение к чему-то". Мы восходим к тому, что осмысливается.
157
492. Изобретение какого-то языка могло бы означать изобретение на основе естественных законов (или же в соответствии с ними) некоего приспособления для определенной цели; но об изобретении языка можно говорить и в другом смысле, аналогичном тому, в каком велась речь об изобретении игры.
158
496. Грамматика не говорит нам, как должен быть построен язык, чтобы выполнять свою задачу, воздействовать на людей тем или иным образом. Она только описывает, но никоим образом не объясняет употребление знаков.
158
499. Сказать "Эта комбинация слов не имеет смысла" значит исключить ее из сферы языка и ограничить тем самым область языка. Но границы можно проводить по разным основаниям. Можно обнести какое-то место изгородью, обвести линией либо ограничить еще каким-то способом с целью не впускать кого-то сюда или же не выпускать его отсюда. Но это может быть и элементом игры, в которой играющие должны, скажем, перепрыгивать через такой барьер. Или же это может отмечать, где кончаются владения одного человека и начинаются владения другого и т.д. Таким образом, проведение границы само по себе еще не говорит, для чего это делается.
162
521. Сравни "логически возможное" с "химически возможным". Химически возможным, пожалуй, можно было бы назвать соединение, для которого имелась бы структурная формула с правильными валентностями (например, НОООН). Подобное соединение, конечно, не обязательно существовало бы; но даже некоей формуле НО2 не может соответствовать в действительности менее, чем ни одно соединение.
164
528. Можно представить себе людей, владеющих чем-то отдаленно напоминающим язык: игрой звуков без словаря или грамматики. ("Лепет".)
164
530. Мог бы существовать и такой язык, при использовании которого "душа" слов не играла бы никакой роли. Язык, в котором к примеру не возбранялось бы произвольно заменять одно слово другим, вновь изобретенным.
167
547. Отрицание: "некая духовная деятельность". Отрицай что-то и наблюдай, что ты делаешь! Может быть, ты в это время внутренне качаешь головой? А коли так что же, тогда этот процесс заслуживает нашего интереса в большей мере, чем, скажем, написание знака отрицания в предложении? Неужели ты теперь знаешь сущность отрицания?
171
Для этого один из них прячет в каждом кулаке по шахматному королю, а другой наугад выбирает одну из рук. Отнесем ли мы к роли короля в шахматной игре и то, что им пользуются для жеребьевки?
171
564. Стало быть, я склонен и в игре разграничивать существенные и несущественные правила. У кого-то уже готова реплика: игра имеет не только правила, но и смысл (Witz).
173
573. Иметь мнение это состояние. Состояние чего? Души? Духа? Ну о чем же говорят, что у него есть мнение? О господине N.N., например. И это правильный ответ.
Только от ответа на этот вопрос еще нельзя ожидать разъяснения. Более глубокие вопросы таковы: что принимаем мы за критерий того, что некто имеет определенное мнение? Когда мы говорим: он пришел к этому мнению тогда-то? Когда он изменил свое мнение? И так далее. Картина, которую дают нам ответы на эти вопросы, показывает, что здесь грамматически трактуется как со
173
574. Предложение, а отсюда в несколько ином плане и мысль могут быть "выражением" верования, надежды, ожидания и т.д. Но верование это не мышление. (Грамматическое примечание.) Понятия верования, ожидания, надежды менее чужеродны друг другу, чем все они понятию мышления.
173
Мы могли бы себе представить язык, в котором в таких случаях использовались бы разные глаголы. Более чем один глагол применялся бы и там, где говорилось бы о состояниях: "верить", "надеяться" и т.д. Понятия такого языка были бы, вероятно, более при
174
годны для понимания психологии, чем понятия нашего
174
578. Спроси себя: что значит верить в теорему Гольдбаха? В чем заключается эта вера? В некоем чувстве уверенности, в то время как мы произносим, слышим или мыслим эту теорему? (Это бы нас не интересовало.) А каковы характерные признаки этого чувства? Ну я даже не знаю, в какой мере это чувство может вызываться самой теоремой.
Можно ли сказать, что верование это тональная окрашенность мысли? Откуда это представление? Ну существует же уверенный тон, так же как и тон сомнения.
Я бы спросил: как примешивается это верование к данной теореме? Призадумаемся над тем, каковы последствия этой веры, к чему она нас ведет. "Она ведет меня к поиску доказательства этой теоремы". Прекрасно! А теперь поинтересуемся, в чем, собственно, состоит этот поиск! И тогда мы узнаем, что влечет за собой вера в теорему.
177
593. Главная причина философских недомоганий однообразная диета: люди питают свое мышление только одним видом примеров.
178
596. Чувство "знакомого" и "естественного". Легче обнаружить чувство (или чувства) чего-то незнакомого и неестественного. Ибо не все, что нам незнакомо, производит на нас впечатление незнакомого. Притом надо обдумать, что мы называем "незнакомым".
179
603. Никто не скажет, что всякий раз, когда я вхожу в свою комнату, попадаю в привычное окружение, развертывается процесс узнавания всего, что я вижу и уже видел сотни раз.
179
604. Мы легко создаем себе ложную картину процессов, называемых "узнаванием"; согласно этой картине, узнавание якобы всегда заключается в сравнении между собой двух впечатлений. То есть я словно бы ношу при себе изображение предмета и с его помощью узнаю, в некоем предмете такой, какой изображен
179
на этой картине. Нам кажется, что наша память осуществляет такое сравнение, сохраняя образ ранее увиденного или же позволяя (как через подзорную трубу) заглянуть в прошлое.
605. Причем предмет
181
608. При определении времени очень важна идея неуловимости душевного состояния. Почему оно неуловимо? Не потому ли, что мы отказываемся причислить к этому постулированному нами особому состоянию то, что в нашем состоянии вполне уловимо?
182
613. В том смысле, в каком я вообще могу что-то у себя вызывать (например, переедая боли в желудке), я способен вызывать и готовность к волению (das Wollen). В этом смысле при прыжке в воду я вызываю у себя готовность плыть. По-видимому, я собирался изречь: невозможно намереваться вызвать намерение; то есть бессмысленно говорить о намерении намерения (Wollen"Wollen). "Волевой импульс" не имя какого-то деяния, а стало быть, и не имя чего-то произвольного.
183
618. Субъект воли представляется здесь как нечто не обладающее массой (лишенное инерции), как некий мотор, который не должен преодолевать в себе никакого инерционного сопротивления. Стало быть, он выступает только как двигатель, а не как приводимый в движение. То есть можно сказать: "Я делаю волевое усилие, а мое тело не слушается меня", однако не скажешь: "Моя воля не повинуется мне" (Августин).
183
619. Можно сказать и так: "Намереваться я способен всегда лишь постольку, поскольку никогда не бываю способен пытаться намереваться".
187
640. "Эта мысль продолжение мыслей, которые у меня были раньше". Как это происходит? С помощью чувства связи? Но каким образом чувство может реально связывать мысли? Слово "чувство-здесь весьма дезориентирует. И все же иногда возможно с уверенностью сказать "Эта мысль связана с теми прежними мыслями", однако быть не в состоянии продемонстрировать эту связь. Может быть, это удастся сделать позднее.
Որոշ դեպքերում կարելի ա գնալ հետ քայլ առ քայլ
191
664. В употреблении слова можно разграничить "поверхностную грамматику" и "глубинную грамматику". То, что непосредственно запечатлевается в нас при употреблении слова, это способ его применения в структуре предложения, та часть его употребления, которую мы, так сказать, в состоянии уловить на слух. А теперь сравни глубинную грамматику, скажем, слова "подразумевать" с тем, какие ожидания вызывает поверхностная грамматика этого слова. Неудивительно, что в этом так трудно разобраться
192
665. Представь, что кто-то с искаженным от боли лицом показывает на свою щеку и говорит "абракадабра!". Мы спрашиваем: "Что ты имеешь в виду?" А он отвечает: "Я имею в виду зубную боль". Ты тотчас же подумаешь: как можно под этим словом "подразумевать зубную боль"? Или же что означало: под этим словом подразумевать боль? И все же в каком-то ином контексте ты бы утверждал, что подразумевать то-то это как раз самая важная духовная деятельность при употреблении языка.
197
3 Можно ли для объяснения слова "красный" указать на что-то не красное? Это напоминало бы случай, когда человеку, не владеющему соответствующим языком, нужно объяснить, что означает в нем слово "скромный", и для этого ему указывали на назойливого человека, говоря "Этот не скромен". Многозначность такого рода объяснения не является аргументом против него. Любое объяснение может быть ложно понято. Но, пожалуй, можно было бы спросить: следует ли все еще называть это "объяснением"? Ведь в работе языка оно, конечно, играет иную роль, чем та, которую мы обычно называем "указательным объяснением" слова "красный"; даже если его практические следствия, его воздействие на обучаемого те же самые
197
Каким образом слова "Это есть голубое" один раз означают высказывание о предмете, на который указывают, а другой раз объяснение слова "голубое"? Ну, во втором случае действительно имеют в виду "Это называется "голубое"". Так, значит, слово "есть" один раз можно понимать как "называется", а слово "голубое" как "голубое", в другой же раз под "есть" действительно подразумевать "есть" [является]? И может статься, что кто-то извлекает некое объяснение слов из того, что мыслилось как сообщение о действительности. [Замечание на полях: здесь кроется роковое суеверие.]
203
Если на нас способна производить впечатление картина мысли в голове, то почему бы тем более не картина мысли в душе?
Человеческое тело лучшая картина человеческой души.
207
Атмосфера, неотделимая от вещи, это не атмосфера
208
Должен ли я в таком случае сделать некоторое предположение относительно того, обманывает или же не обманывает людей их память; действительно ли они видели эти картины во сне или же только вообразили их себе после пробуждения?
215
К моим собственным словам у меня совсем иное отношение, чем у других.
216
Допустим, что во многих местах книги, например учебника, имеется одна и та же иллюстрация.
Однако в сопровождающем ее тексте всякий раз говорится о чем-то другом: то о стеклянном кубе, то о перевернутом открытом ящике, то о проволочной конструкции данной формы либо же о трех досках, образующих прямой угол. Текст всякий раз поясняет эту иллюстрацию.
231
здесь мы не можем иметь дело с самим понятием переживания. Речь идет о другом, хотя и родственном понятии.
Лишь о том, кто умеет, выучил, освоил то-то и то-то, имеет смысл говорить, что он обладает этим переживанием.
232
Обдумай и вот что: красное и зеленое я могу только видеть, но не слышать, печаль же, в известной мере, могу как видеть, так слышать.
232
О каком-то человеке можно было бы сказать: он слеп к выражению лица. Но разве это означало бы неполноценность его зрения?
Конечно, это не просто вопрос физиологии. Физиологическое здесь символ логического.
236
Здесь возникает вопрос, возможно ли было бы существование людей, лишенных способности видеть нечто как нечто и во что бы это вылилось. Какие бы имело последствия? Был бы такой дефект подобен цветовой слепоте или отсутствию абсолютного слуха? Мы склонны назвать его "слепотой к аспекту" и затем обдумать, какой смысл можно в это вложить. (Концептуальное исследование.) Предполагается, что слепой к аспектам не способен видеть смену аспектов А. Тогда он не должен замечать и того, что двойной крест заключает в себе черный крест и белый? Так значит, задача "Покажи мне среди этих фигур те, что содержат черный крест", была бы для него неразрешимой? Нет.
237
Предполагается ли, что он слеп к сходству двух лиц? Да и к сходству вообще или к приблизительному сходству? Я не хочу этого утверждать. (Он должен быть способен выполнить приказ такого рода: "Принеси мне нечто,
237
"Слепой к аспектам" вообще будет по"иному относиться к изображениям, чем мы.
237
Важность данного понятия заключена во взаимосвязи понятий "видеть аспект" и "переживать значение слова". Дело в том, что мы хотим выяснить: "Чего лишен тот, кто не переживает значения слова?"
240
Здесь можно говорить о "первичном" и "вторичном" значениях слова. Только тот, кому известно первичное значение слова, может употреблять его во вторичном значении.
241